Наверняка многие участники походов, а тем более экспедиций, сегодня снимают много видео по ходу своих маршрутов, мечтая поделиться впечатлениями с широким кругом потенциальных зрителей. Но у большинства эти файлы так и остаются лежать мёртвым грузом на жестких дисках, лишь частично будучи предъявлены миру в популярном формате коротких вертикальных видео. А если хочется сделать целый фильм? И чтобы при этом он был интересен не только участникам похода? С удовольствием поделюсь опытом. Спойлер: вы не найдёте для этого столько времени!
А если не хочется ещё больше спойлеров, то лучше сначала , а уже потом дочитайте статью.
С точки зрения драматургии, их слабая подготовленность мне была лишь на руку. На этом плюсы заканчивались. На окраине благоустроенного микрорайона Москвы с виду очень домашние подростки битый час пытаются запустить старые бензиновые примусы, с которыми им в Арктику лететь.
В арктические походы с самолётной заброской берите бензиновые примусы, но умейте ими пользоваться! Большие газовые баллоны в самолёты не допустят, а бензин можно достать даже в самых отдалённых уголках страны.
“Каждый из них капризнее, чем твоя бывшая!” - будет подкалывать голос за кадром (о примусах, не о детях!), когда в результате упорного монтажа я всё-таки доделаю невероятный фильм об этих приключениях, который можно смотреть как целиком, так и в формате 30-серийного микросериала Вконтакте.
А невероятного тут много. Во-первых, экспедиций на мыс Челюскин по намеченному маршруту с участием несовершеннолетних раньше никто не проводил.
Во-вторых, хедлайнер этого похода, полярник Матвей Шпаро, анонсировал путешествие с образовательным уклоном. “Они будут прикасаться к истории лыжами, пойдут по пути великих первопроходцев”, - звучало в день отправления по федеральным новостям. Но всю “образовательную часть” по факту пришлось самостоятельно добывать на этапе монтажа. Не то, чтобы хотелось оправдать ресурсы, потраченные московским департаментом образования. Скорее мечталось, чтобы этот фильм не оказался очередным тревел-влогом, интересным лишь узкому кругу причастных.
Чем больше в экспедиции непредвиденных обстоятельств, тем увлекательнее будущий фильм. И даже с учётом “пиар-обязательств” остаётся множество “легальных” сюжетных поворотов.
В-третьих, вся экспедиция готовилась буквально в последний момент. Едва сняли ковидные ограничения для детских походов, а впереди уже маячило арктическое лето, способное сделать берег Северного Ледовитого океана непригодным для безопасной лыжни. Да и сам маршрут был выбран также в последний момент. Не до краеведения тут было…
Дело в том, что у Шпаро богатый опыт проведения молодёжных лыжных экспедиций, но только на Северный полюс, куда с 2008 года он делал ежегодную заброску с 16-17 летними подростками за 100 километров до полюса и затем шёл с ними к макушке Земли около 7 дней. Сегодняшние события закрыли россиянам возможность летать туда через Шпицберген, а другой гражданской логистики на полюс у нашей страны не оказалось. Вот и пришлось срочно выбирать новую цель. Так совпало, что весной 2022 года исполнялось ровно 280 лет со дня открытия Семёном Челюскиным самого северного мыса Евразии. Этому и посвятили поход.
Ближайшая точка к мысу Челюскин, до куда можно добраться регулярными авиалиниями - Хатанга. Дальше только фрахтовать вертолёт, чтобы лететь ещё 600 километров. Поэтому за последние годы на российском “краю света” побывало меньше людей, чем на Эвересте.
Несмотря на все сложности, было приятно обнаружить по ходу нашего приключения выносливость, сплочённость и оптимизм в московских старшеклассниках, совсем, как оказалось, не изнеженных. Ведь чтобы попасть в “команду мечты”, каждый из них был выбран в результате жёсткого отсева в суровом лыжном карельском походе. Как говорил великий русский полководец Суворов, “тяжело в учении - легко в бою!” Так оно и вышло.
По сложившейся традиции прошлых полярных экспедиций, для мыса Челюскин было организовано два отряда по 7 человек. Спортивный отряд забросили на один из островов Комсомольской Правды, в ста километрах восточнее Челюскина, а научный - сразу на метеостанцию близ мыса Челюскин - постигать премудрости гидрометеорологических наблюдений. Признаться, я очень хотел полететь с научной группой, чтобы изучить инфраструктуру некогда большого, по арктическим меркам, посёлка на 200 жителей и по сохранившимся свидетельствам воссоздать его работу в советское время, ведь в открытых источниках информации очень мало. Ну а в лыжном походе, мне казалось, совершенно нечего снимать. Ну снег и снег вокруг. Идут. Сидят. Снова идут. Однотипные кадры. Даже ночь не наступает.
Но руководство бюджетного учреждения “Лаборатории путешествий” решило иначе, и вот я уже согласован видеооператором в состав спортивного отряда. Понимая, что никогда не был в походах больше двух дней, интенсивно бегаю в тренажёрку, “закачивая” ноги, что впоследствии очень пригодится, а также судорожно думаю, на что же опереться в будущем фильме, чтобы обеспечить себе достойный режиссёрский дебют при такой неперспективной “фактуре”.
Главные сценарные решения сложно принять до похода и чуть проще во время него. Тем не менее, обстоятельства периодически будут смеяться над твоими планами. А на этапе монтажа ты будешь плакать над своей операторской непредусмотрительностью.
Старшеклассники, особенно те, что всеми силами стремятся к социальному успеху, стараются говорить ровно то, что, как они считают, хотят услышать от них взрослые. Предварительные интервью с детьми не дали большого “улова”. Елена Навой, мечтающая в будущем развивать малые города России, попала в научный отряд. Как и Вера Родикова, явно не обделённая актёрским талантом. Но мы всё-таки сделали с ними отличный эпизод, когда нас забросили вертолётом на Челюскин из Хатанги, чтобы я в тот же день вернулся обратным рейсом к спортсменам, успев до их вертолёта. Итого, на съёмку с мыса Челюскин у меня был всего час, но мы отлично справились!
Спортсмены же начали раскрываться уже на пути к месту заброски. Когда из-за вертолётного гула стало слишком шумно, они перешучивались между собой одной лишь мимикой и жестами. Так и пришла идея, что будущий фильм может быть юмористическим, на фоне драматических испытаний. В художественных фильмах есть устоявшийся жанр - “драмеди”. Что ж, попробуем воплотить его в тревел-документалистике! Но есть одно но. Ты никогда не знаешь, когда прозвучит яркая реплика, а “поливать видеокамерой” всё подряд - не хватит ни флешек, ни аккумуляторов в условиях автономности. Как решать эту проблему, я расскажу в другой статье, посвящённой чисто техническим операторским уловкам в условиях арктического похода.
И вот мы высажены. Вертолёт улетел. Вокруг - пронизывающее одиночество полярной пустоты. Глазу не за что зацепиться. Дети после трёхчасового перелёта продрогли, а тут ещё такой пронизывающий ветер! Вот и драматургия пошла. Маленькая, но всё же.
Важно учиться распознавать в моменте потенциально драматичные ситуации и успевать снимать их “с запасом”. Из-за монтажного стола назад в событие уже не вернуться для досъёмки, хотя порою так хочется!
В конце каждого походного дня в палатке проходила так называемая “свечка”, где каждый участник искренне делился главными впечатлениями дня. Для меня, как оператора будущего фильма, это был своего рода экзамен, и сдавал я его себе на “пять” лишь тогда, когда всё, рассказанное ребятами, можно было потенциально закрыть отснятым видеоматериалом.
Чтобы распознавать драматургию, нужно чаще задаваться вопросом: о чём, скорее всего, будут рассказывать участники похода, когда это станет воспоминаниями?
После первой же, “свечки” я понял, что до “пятёрки” мне как до мыса Челюскин - ещё идти и идти. Большинство воспоминаний ребят касались их внутренних переживаний, а не внешних событий. На следующий же день моя видеокамера начала делать больший акцент на крупные планы лиц с эмоциями. Всех снимал “с запасом”, а однотипность окружавшего нас пейзажа позволила превратить на монтаже многие кадры в так называемые “стволовые клетки”. Это когда кадр можно вставить в любой другой день истории, и зритель не заметит подмены. Здесь и полярный день оказался в помощь, так как освещение между полуднем и полуночью особо не отличалось.
Достаточно быстро я начал обнаруживать драматургический потенциал и в событиях, о которых никто потом не расскажет. Вот взять проблему с пищевыми расстройствами, которая у всех началась после третьего дня похода. Ну кто захочет вслух вспоминать, как бегал “до ветра” по десять раз на дню? А деликатно об этом рассказать в фильме - вполне себе возможно. Хотя, конечно, это не тот случай, когда пригодится поясняющий видеоряд. Но когда зритель понимает, как сложно в таком состоянии продолжать движение, а ребята при этом на видео карабкаются в гору сквозь пургу - это уже совершенно другой градус истории.
Впрочем, после сложных переходов мне и самому едва хватало психических сил для режиссёрского видения ситуации, ведь я также тянул лямку своих волокуш и разве что не участвовал в ежедневной установке палатки и кухонном дежурстве, всё остальное испытывая со всеми наравне, в том числе и… пищевое расстройство.
А чтобы снять ребят в движении по снежной целине надо либо всех обогнать, либо остановиться, а потом догонять. И то и другое - повышенный расход сил. Разумно их экономя, я выбрал стратегию снимать их со спины за пару минут до начала времени привала раз в 50 минут, догоняя в обычном темпе, а затем чуть раньше уходил по маршруту с привала, чтобы дождаться остальных, когда все интересные кадры лиц сделаны. Хороший оптический зум был моим верным союзником в поимке крупных планов.
В условиях Арктики каждый вынужденно подсаживаются на сладости. Быстрые углеводы в процессе ходьбы мгновенно усваиваются и дают нужную энергию. Но после возвращения возврат к привычной диете - весьма болезненный.
Гораздо больше, чем с переходов, интересных кадров я сделал со стоянок и внутри палатки. Не думаю, что фильм выиграл от такого расклада, скорее наоборот, учитывая, что именно во время переходов, выстроясь в две колонны, ребята увлечённо болтали между собой, и записи этих путевых разговоров смогли бы стать ярчайшими эпизодами, раскрывающими характеры и судьбы наших героев. Но приходилось действовать в предложенных обстоятельствах, чтобы затем извлечь из этого максимум.
Думаю, что в идеале режиссёр-оператор в походе должен быть максимально облегчен, чтобы заниматься только своими прямыми обязанностями. И эта выстраданная мысль аккуратно подводит к тому, что когда сами участники походов снимают видео, они вынужденно пропускают самые вкусные куски драматургии, потому что максимально вовлечены в преодоление препятствия или интересный диалог, и им не до съёмок. Собрав после похода все видео ребят со смартфонов и экшен-камер, я лишний раз в этом убедился.
Помню, как гордился собой, когда смог себя заставить отстать от всех, чтобы заснять сложное восхождение в гору на невероятной по силе и красоте пурге. Это стало одними из лучших кадров, хотя догонять пришлось на пределе сил, и весь оставшийся вечер я был как зомби, только на силе воли и уже по инерции включая камеру и ловя все яркие моменты без разбору. Ай, на монтаже разберусь! В итоге разбираться пришлось… девять месяцев. Наверное, не только мне сейчас в голову пришли интересные ассоциации?
Два месяца ушли только на просмотр и систематизацию видеофайлов, общим весом в полтора терабайта и на приведение данных с разных камер к единому времени съёмки, что, впрочем, также тема для отдельной статьи с кучей технических моментов.Тем не менее, в документалистике режиссура и монтаж неразделимы. Документальный фильм, по сути, и создаётся лишь на монтаже. Поэтому когда для всех история уже закончилась, для меня она лишь началась. Но чем больше системных действий я произвёл во время съёмок, тем сильнее был себе благодарен потом. Впрочем, скрипеть зубами от досады приходилось гораздо чаще…
Вишенкой на торте разочарования стал результат работы одной нашей сотрудницы в качестве видеооператора на метеостанции. Назначал её в эту роль не я, но всё ж очень рассчитывал, что яркие персонажи, упомянутые мной выше и снятые ею там, поднимут энергию фильма на новый уровень, пока мы на лыжах идём к заветному мысу по льдам и торосам. Представьте, какой интересный контраст - перемещаться от измождённых лыжников к фрагментам уютного налаженного полярного быта! Однако несмотря на мой подробный инструктаж и её достаточный опыт работы с камерой, сотрудница умудрилась… абсолютно все видео с мыса Челюскин записать без звука, и даже ни разу не удосужилась проверить качество того, что снимает. Вот это факап так факап!
Итого имеем: немое кино с метеостанции и видео похода, где явно не хватает живых диалогов вне палатки. Да, ещё внутри палатки добрая половина видео была бракованной, так как камера банально запотевала, перемещаясь из холода в тепло. Из плюсов - я смог добыть видео всех телекомпаний, которые нас снимали на заброске и при встрече на мысе Челюскин. Также отдельно хочу отметить качественную операторскую работу заместителя главного редактора “Комсомольской правды” Евгения Сазонова, который был с нами в этом походе, но он и снимал видео не так часто, как хотелось.
Дело в том, что по собственной инициативе даже хороший оператор снимает прежде всего “красивости”, которые, конечно, потом можно пустить видеорядом под какую-нибудь эмбиент-музыку. Но чтобы снять историю, нужны диалоги и ситуации, в которых совершаются ключевые действия. Тем не менее, собранное “с миру по нитке” дополнительное видео позволило в ряде эпизодов осуществить эффект многокамерной съёмки, что в подобном походе, конечно же, роскошь.
Я не планировал, что итоговый фильм станет полнометражной картиной на целых два часа, как и то, что монтаж затянется на девять долгих месяцев.
Но мой творческий руководитель Андрей Цветков сказал принципиально ни в чём себя не ограничивать. Следуя рекомендации, я так и поступил. Наверное, лишь работая в некоммерческом бюджетном учреждении за стабильные зарплаты, можно позволить себе такой непредсказуемый по времени постпродакшн. Так что история создания данного фильма по-своему уникальна.
Сначала я пробовал собирать фильм без закадрового текста, только на синхронах, что соответствовало бы понятию кинодокументалистики. Но быстро понял, что без “усилителей вкуса” картину не вытянуть за пределы “влога для своих”. Первой пост-съёмочной идеей, повлиявшей на фильм, стало использование вставок из старых художественных и документальных фильмов, чтобы сделать ту самую историческую “образовательную” часть, которой по факту не было в самом походе и тем самым добавить ценности как для зрителя, так и для себя лично. Это привело к продолжительным интернет-раскопкам и сверке добытых фактов с историками, что как минимум добавило ещё месяц к производству.
Дорогу на работу и с работы я коротал, посматривая исторические хроники и прослушивая “мою волну” на Яндекс.Музыке, лайкая то, что потенциально может подойти для картины. Тем самым я изначально рушил фестивальные и прокатные перспективы фильма ввиду неочищенных авторских прав, но в те дни был предельно далёк от подобных притязаний.
Возможно, стоило быть в курсе последних новинок многочисленных ИИ-сервисов, способных переделывать авторскую музыку в нечто похожее, но свободное по авторским правам. Или это лишь наивные фантазии человека, который собрал в себе все функции видеопроизводства, кроме композиторских? Тем не менее, один из сервисов, умеющий качественно убирать голос с музыкальных треков, оставляя лишь фонограммы, оказался настолько полезен, что я купил несколько месячных подписок. Вот уж действительно находка!
Сам сценарий изначально не писался. Был список ключевых эпизодов похода, а плавные связки между ними придумывались прямо на монтаже. Закономерным итогом решения делать справки об истории мест, которых мы “касались лыжами”, стало использование закадрового голоса. Будучи профессиональным актёром озвучания, я не испытывал сложности тут же и озвучивать любой пришедший в голову закадр, что добавляло гибкости творческому процессу и крайне положительно сказалось на конечном результате.
По мере разрастания количества эпизодов, я начал путаться в материале. Здесь и пригодился параллельно создаваемый текстовый вариант всего, что было сказано за кадром и в синхронах.
В телевизионной практике принято сначала отсмотреть материал, выписать нужные куски синхронов, затем написать закадровый текст, и лишь потом идти на монтаж. Тут всё было иначе. Совмещение в одной голове режиссёра, монтажёра и диктора позволило выстраивать более тонкие связи между синхронами и закадрами, что нереализуемо при упрощенной традиционной технологии. Четвёртым измерением сборки стала закадровая музыка, и где-то, не скрою, я специально вчитывался в ритм основным тактам, чтобы добавить драйва. Где-то даже спел.
Настоящим прорывом в “закадровой истории” этого фильма стало изобретение двух дополнительных голосов.
Сначала появился Пафосный Диктор. Эдакая квинтэссенция Левитана по смыслу и советской “утренней зорьки” по интонации и тембру. Насмотрелся видеохроник 30-х годов (период наиболее активного освоения Арктики в тех местах, по которым мы шли) и потянуло попробовать скопировать этот неподражаемый дикторский стиль. Несколько эффектов, наложенных сверху, небольшой автотюн и - вуаля! - у нас появляется дополнительный комментатор, тенором которого я озвучиваю все исторические вставки.
Шёл третий месяц монтажа, и начались первые творческие кризисы: буквально тошнило от этого фильма недоделанного, особенно когда за окнами лето, твои туристы участвуют в новых приключениях, а ты всё сидишь и монтируешь старое. Ну как тут собраться? Видимо, чтобы развеселить себя хоть чем-то новым, я и попытался в начале эпизода “Пакет с пакетами” про подготовку экипировки перед экспедицией, сделать текст про закупку продуктов в стиле известного “мемного” монолога из фильма “Страх и ненависть в Лас-Вегасе”. “У нас было сто пакетиков…” ну а далее уже расхождение с оригиналом. Затем я натурально зажал себе нос, перевёл голос в режим низкого тембра и с некоторой попытки смог изобразить “гундосого переводчика”.
Тот, чьё детство пришлось на восьмидесятые-девяностые, наверняка помнит, какими голосами тогда озвучивалось зарубежное кино.
Я назвал его для себя “Глумливый Видеопират”, но не понимал, где ещё, кроме данного эпизода в фильме, этот “персонаж” бы мне мог ещё пригодиться. Постоянной работы для него не нашлось. Но когда руководитель отсмотрел очередной драфт картины, ему понравилась затея с голосами, и он предложил изначально переозвучить на три голоса весь фильм (свой и два “персонажа”). Это добавило, конечно, работы, но стоило того.
В процессе этой переозвучки два “персонажа”, которые изначально были мною непредставимы рядом, вдруг превратились в замечательных коллег-антагонистов. Это сразу же очистило фильм от ненужного пафоса и сделало местами фильм подобием спортивного репортажа, когда диалоги комментаторов в радиорубке становятся “историей над историей” и способны усиливать драматургию “провисающих” мест, где непосредственные участники событий не проявляют ярких действий, подобно футболистам между таймами.
Когда ударил второй творческий кризис, за окнами уже догорала осень, а наша страна тревожно следила за ситуацией вокруг Херсона. Именно тогда я понял, что просто обязан дать понимание зрителю, на фоне каких событий происходит это сравнительно беззаботное путешествие. Да и копаясь в истории, успел обнаружить много неприятных фактов о поведении известного полярника Руаля Амундсена, который в 1918 году успел “похозяйничать” в районе мыса Челюскин, уничтожая любые признаки присутствия там русских первопроходцев.
Так фильм начал обретать всё более патриотический настрой. Теперь это было не просто “прикосновение к истории лыжами” но извлечение исторических уроков с пониманием, какой ценой нашей стране дались такие далёкие рубежи. По сути, лишь эта “сверхмиссия”, добровольно взятая на себя, сохраняла мотивацию доделать и выпустить этот фильм, крайне сложный по композиции при всей внешней простоте его восприятия.
Когда за окнами падал рождественский снег, фильм был почти готов. Но руководство “Лаборатории путешествий”, не разделяя, мягко говоря, российских патриотических нарративов, предложило убрать почти всё, с ними связанное. Вложив душу в своё детище, я не мог этого позволить, но творческий руководитель сам перемонтировал фильм, убрав из него “смущающие” куски:
- вырезаны все исторические справки про наше соперничество с Норвегией за Шпицберген;
- вырезана справка, как Амудсен сносил знаки русских первопроходцев в 1918 году в районе мыса Челюскин;
- вырезаны положительные факты про СССР, например, как Папанин передал свою огромную дачу детскому дому по просьбе устыдившего его Сталина;
- с удовольствием оставлен факт о том, как несколько советских экспедиций были сорваны по причине низкого профессионализма;
- вырезаны все ссылки на воспоминания русских первопроходцев о вере в Бога в отчаянных ситуациях, о неразделимости веры в Бога и Отечество у этих государевых людей;
- вырезаны закадровые рассуждения, что пока школьники идут по снегам, молодые люди чуть старше их стоят насмерть в окопах СВО (аргументы, что это должно дать понимание драматизма нашей эпохи будущим зрителям не помогли);
- вырезаны рассуждения о военно-полевых истоках активного туризма, о "юных разведчиках" (скаутах имперской России), о значимости подобных походов.
Финальной взмахом скальпеля этой идеологической кастрации, “Наследники Русской Арктики” превратились в “Наследников Арктики”. В таком виде фильм, став короче на 20 минут и непонятнее в плане некоторых сюжетных переходов, и был выпущен от лица организации “Лаборатория путешествий”.
